Она хохотнула и кинула на Джулиуса взгляд одновременно и угрожающий, и заговорщический. Однако ответной реакции он не возымел. Джулиус лишь торопливо произнес:

– Я вас ни в чем не обвинял. Просто с максимально возможным тактом спросил, где вы были после часа дня.

– На пляже, милый. Знаю, доказать это невозможно. Да только так же не докажешь и что меня там не было.

– Занятное совпадение, что и вам тоже пришло в голову прогуляться на пляж, а?

– Не больше, чем то, что вы ехали по той дороге.

– Вы никого не видели?

– Я же уже сказала, мой дорогой, ни души. А что, должна была? А теперь, Адам, ваша очередь. Разве вы не собираетесь в лучших столичных традициях попытаться очаровать меня и вытянуть правду?

– Только не я. Это дело Корта. Первейший принцип детектива: не вмешиваться в чужое расследование.

– Кроме того, милая моя Мэгги, – сказал Джулиус, – наши грошовые заботы коммандеру скучны и неинтересны. Как ни странно, ему до этого и дела нет. Он даже не удосужился притвориться, будто хочет выяснить – не покрываю ли я Денниса, который спихнул Виктора с утеса. Унизительно, правда?

На этот раз в смешке Мэгги просквозило беспокойство. Она покосилась на мужа, точно неопытная хозяйка дома, которая боится, что вечеринка выходит из-под контроля.

– Джулиус, не говорите глупостей. Мы же знаем, вы никого не покрываете. Зачем вам это? Вам-то какая выгода?

– Как хорошо вы меня знаете, Мэгги! Никакой. Впрочем, я мог бы сделать это просто так, по доброте душевной. – Корт поглядел на Дэлглиша с кривой улыбкой и добавил: – Говорят, я слишком услужлив по отношению к друзьям.

Внезапно в разговор вмешался Эрик.

– Так что вам угодно, мистер Дэлглиш? – с неожиданной властностью спросил он.

– Хочу кое-что спросить. В коттедже, у кровати отца Бэддли, я нашел спички с рекламой «Старого Тюдоровского амбара». Вот я и подумал съездить туда сегодня поужинать. Не знаете, он часто туда ходил?

Мэгги засмеялась:

– О Боже, нет! Думаю, он там вообще не бывал. Едва ли это заведение в духе Майкла. Спички дала ему я. Он любил подобные пустячки. Впрочем, в «Амбаре» не так уж плохо. Боб Доудер возил меня туда на ленч в мой день рождения, и нас очень хорошо обслужили.

– Я вам все опишу, – пообещал Джулиус. – Обстановка: цепь разноцветных фонариков, развешанных вокруг самого что ни на есть настоящего и вполне приличного амбара семнадцатого века. Первая перемена: консервированный томатный суп с ломтиком помидора для вящего правдоподобия и цветового контраста; замороженные креветки в бутылочном соусе на листике вялого салата; полдыни – если повезет, спелой – или домашний паштет шеф-повара – прямиком из местного супермаркета. Остальное меню сами может вообразить. Обычно – разнообразные бифштексы, которые там подают с морожеными овощами и тем, что называют «картошкой по-французски». Если будете пить, советую выбирать красное. Не знаю уж, хозяин сам его делает или просто переклеивает этикетки на бутылки, но это хотя бы вино. Белое – кошачья моча.

Мэгги снисходительно рассмеялась:

– О, дорогой, не будьте таким снобом, все не так плохо. Нас с Бобом покормили вполне прилично. И кто бы ни разливал вино, на меня, во всяком случае, оно подействовало так, как надо.

– Ресторан мог испортиться, – предположил Дэлглиш. – Сами знаете, как оно бывает. Шеф-повар увольняется, и буквально за одну ночь все меняется.

Джулиус рассмеялся:

– Вот в чем преимущество «Старого Тюдоровского» меню. Шеф-повар может меняться хоть раз в неделю, однако консервированный суп точно останется прежнего вкуса.

– Ну, с моего дня рождения там просто не успело бы ничего измениться, – промолвила Мэгги. – Он же был только одиннадцатого сентября. Я —Дева, мои милые. Подходяще, правда?

– Впрочем, отсюда можно доехать и до пары приличных мест, – сообщил Джулиус. – Могу назвать вам несколько таких заведений.

Он так и сделал, и Дэлглиш добросовестно записал их на задней страничке ежедневника. Однако когда Адам направился обратно в «Надежду», голова у него была занята более важной информацией.

Так, значит, Мэгги водила близкое знакомство с Бобом Лоудером. Услужливый Лоудер, равно готовый изменить завещание отца Бэддли (или переубедить его, чтобы он ничего не менял?) и помочь Миллисенте надуть брата на половину состояния, вырученного за продажу Тойнтон-Грэйнж. Хотя идея этого маленького заговора, конечно, принадлежала Холройду. Может, Холройд с Лоудером сговорились? Мэгги сообщила о встрече с Бобом Лоудером не без застенчивого удовлетворения. Если ее муж и пренебрег ею в такой день, она нашла себе утешителя. И что же там с Лоудером? Объяснялась ли его сговорчивость лишь желанием воспользоваться уступчивостью неудовлетворенной и легкомысленной женщины – или у него более зловещие причины поддерживать связь с Тойнтон-Грэйнж? А надорванная спичка? Дэлглиш еще не сравнивал ее с обрывками из коробка, что лежал у кровати отца Бзддли, однако не сомневался, что к одному из них она подойдет. Нельзя расспрашивать Мэгги дальше, не возбудив подозрений, да ему и не требовалось больше задавать вопросы. Она не могла дать спички отцу Бэддли раньше одиннадцатого марта, дня накануне гибели Виктора Холройда. И одиннадцатого же числа отец Бэддли навещал своего поверенного. Значит, он не мог получить спички раньше того вечера. И он должен был находиться в башне на следующий день. Или утро. Хорошо бы, как представится случай, поговорить с мисс Уиллисон и спросить: приходил ли отец Бэддли в Грэйнж в среду утром? Судя по записям в дневнике, он взял за правило каждое утро посещать Грэйнж. А это значит, что Майкл почти наверняка находился в башне двенадцатого днем и, возможно, сидел у восточного окна. Царапины на циновке, вызванные перестановкой мебели, выглядели совсем свежими. Впрочем, даже из того окна он не мог видеть, как кресло Холройда упало с утеса. И не мог даже издали наблюдать, как фигуры Лернера и Холройда движутся по мрачной лощине к участку зеленого дерна. А даже если бы и мог, чего стоили бы его показания, показания старика, в одиночестве читавшего у окна и слегка подремывавшего на солнышке? Нелепо искать здесь мотив для убийства. Однако, допустим, отец Бэддли точно не спал и не читал. Тогда весь вопрос не в том, что он рассмотрел, а в том, чего он не видел.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

БЕСКРОВНОЕ УБИЙСТВО

I

В последний день своей жизни Грейс Уиллисон сидела во дворике, греясь в лучах послеполуденного солнца. Они еще ласкали ее морщинистые щеки, но их прощальное тепло становилось слабее и слабее. Время от времени солнце пряталось за набежавшим облаком, и Грейс заметила, что дрожит от первых предвестий зимы. Воздух становился все пронзительнее, темнеть начинало раньше. Не много еще выпадет в этом году теплых дней, когда можно будет вот так посидеть во дворе. Даже сегодня она единственная из пациентов рискнула выйти сюда, да и то радовалась, что накрыла колени теплым пледом.

Она поймала себя на мыслях о коммандере Дэлглише. Хорошо бы он почаще заглядывал в Тойнтон-Грэйнж. Он ведь, судя по всему, еще живет в «Надежде». Вчера помог Джулиусу спасти Уилфреда от пожара в черной башне. Уилфред, как и следовало ожидать, отнесся к своему испытанию спокойно. Огонь был совсем маленьким, он зажег его по неосторожности, да и никакой настоящей опасности ему не грозило. И все равно, думала Грейс, хорошо, что коммандер оказался рядом и сумел помочь.

Неужели он покинет Тойнтоп, не попрощавшись. Она очень надеялась, что нет. За то краткое время, что они провели вместе, коммандер ей очень понравился. Было приятно посидеть с ним сейчас, поговорить об отце Бэддли. Никто в Тойнтон-Грэйнж даже не упоминал этого имени. Но разве можно ожидать, что коммандер станет так бездарно проводить время?

Мысль эта не содержала ни капли горечи или обиды. В Тойнтон-Грэйнж и в самом деле нет ничего интересного. И вряд ли уместно посылать Дэлглишу приглашение от себя лично. Грейс позволила себе минуту-другую пожалеть о той жизни, о которой она так мечтала и которую так планировала. Маленькая пенсия; крохотный, залитый солнцем коттеджик; яркий ситец и герань; вещи ее милой мамы – те, что пришлось продать перед переездом в Тойнтон: чайный сервиз с розочками, письменный стол красного дерева, набор акварелей с соборами Англии. Как чудесно, когда ты можешь приглашать кого угодно к себе на чай. Не унылое совместное чаепитие за щербатым столом, а настоящий чай. Свой стол, свой чайный сервиз, свой гость.